Некоторое время я зарабатывала чистильщиком обуви. Я украла у чистильщика его коробку с гуталином и щетками, но потом кто-то украл эту коробку у меня. На этом моя карьера чистильщика обуви закончилась.
Хотя не всегда все происходило так, как я планировала, я была успешной маленькой воровкой. Среди беспризорников меня уважали за смелость, быстроту и дерзость. Несколько раз мне предлагали стать главарем другой банды. Я очень гордилась таким признанием.
Мы все были еще детьми и в свободное от воровства время любили играть. Мы играли в прятки, догонялки и иногда в мяч. Одной из самых популярных была игра на смелость: надо было перебежать дорогу, по которой неслось много автомобилей. Это была очень опасная игра, но, к счастью, на моих глазах никого не задавили.
Я провела на улицах Кукуты от двух до трех лет. Мне сложно сказать точно, потому что я не знала своего возраста и не мыслила категориями «год» или «месяц». У беспризорника в тропическом климате очень странное представление о времени. Мы не ходили на работу, у нас не было отпусков или выходных. В некотором смысле понятие времени у беспризорника похоже на понятие времени в джунглях.
Мне помогло то, что я наблюдала за ростом своих дочерей, когда они были приблизительно одного возраста со мной. Я пришла к выводу, что мне было двенадцать или тринадцать лет, когда произошли события, после которых я захотела изменить свою жизнь и перестать жить на улице.
Несмотря на некоторые забавные моменты, жизнь на улице была не такой уж веселой и порой просто опасной. Когда мы спали, некоторые люди могли на нас помочиться. В беспризорников кидали камни, их били без причины. Ночами рядом с девочками появлялись пьяные мужики, которые похотливо гладили их голые ноги и говорили всякие пакости. Наиболее безопасными для сна были самые грязные и вонючие места. Большинство людей на улице не дали бы нам и стакана воды, потому что все ненавидели беспризорников, и по заслугам: мы воровали еду и деньги. Иногда прохожие дразнили нас, протягивая гамбургер или бутерброд. Когда ребенок тянулся к еде, прохожий убирал руку и смеялся, словно только что удачно пошутил. Большинство людей нас презирали по вполне понятным причинам.
Мы никогда не знали, где и когда добудем себе пропитание. Нас в любой момент могла арестовать полиция. Количество ребят в бандах постоянно менялось. Время от времени полиция устраивала облавы, дети исчезали, и чаще всего мы их больше не видели. Я помню, как однажды исчез Дагго. Он специализировался на воровстве бумажников у пьяных. Он был моим другом, хотя у него была склонность к насилию и он был очень агрессивным. Я не представляю, что с ним стало, жив ли он. Иногда я вспоминаю членов моей команды и думаю об их судьбе. Я не уверена, что все в их жизни сложилось хорошо и они стали успешными людьми.
Мы всегда должны были быть начеку, всегда готовыми к тому, что ситуация может измениться. Нас могли побить, изнасиловать, ограбить или арестовать. Несмотря на дружбу, наши отношения были достаточно циничными, и никто не плакал, когда знакомый или приятель бесследно исчезал. Все беспризорники были как бы в одной лодке, но мы не умели и не могли заботиться друг о друге. В глубине души я мечтала о том, чтобы обо мне заботились родители. Именно с этой грустной мыслью я чаще всего засыпала каждый вечер.
Ночи были самым опасным временем суток. Я уже не рисковала и не ночевала на ветках деревьев. Самое безопасное место было под мостом. Если вы когда-либо приедете в Колумбию или в другой большой город в развивающейся стране, то можете заметить, что беспризорники часто спят под мостами. В Кукуте был один такой каменный мост, под арками свода которого были ниши и металлические скобы и конструкции наподобие строительных лесов. Именно там и прятались многие бездомные дети.
Полиция или не знала о том, что там ночуют беспризорники, или просто не хотела туда соваться. Ниши в стенах были слишком узкими для взрослых. Под мостом ужасно воняло. Там была очень плохая вентиляция, а дети там же испражнялись, принимали наркотики и пили. Эти запахи смешивались с вонью наших немытых тел. В воздухе витал запах кислого и протухшего, от него даже начинал чесаться нос.
Тем не менее человек ко всему привыкает, и я старалась каждую ночь проводить под мостом. В те вечера, когда я не могла этого сделать, я находила самое вонючее место, где-нибудь в канаве. Мы не думали о личной гигиене и санитарных условиях. Мы ели из помоек и пили из сточных канав. Я уже забыла, когда в последний раз мылась. Личной гигиеной я занималась только для того, чтобы выглядеть достаточно презентабельно для магазинов, в которых я могла воровать. Кроме этого жизнь на улице оставляла в душе неизгладимый след, я бы даже сказала – рану. Среди нас было много брошенных и озлобившихся детей, детей, которые пережили горе и страдания. Когда тебя никто не уважает, вскоре перестаешь сам себя уважать и начинаешь задаваться вопросом: зачем ты вообще родился на свет? Постепенно я становилась другим человеком. Я начала думать только о воровстве, и меня перестало интересовать что-то другое. У каждого человека есть темная сторона характера, и в определенных обстоятельствах именно эта сторона начинает развиваться. Я понимала, что теряю все добрые человеческие качества.
Одной из главных причин таких перемен становится злость – основное чувство, живущее в душе каждого беспризорника. Я наблюдала это не только на себе, но и на моих сверстниках. Бесспорно, жизнь давала нам для этого много поводов. Никто по собственной воле не захочет жить в тех условиях, в каких жили мы. Нет на свете детей, заслуживших такое отношение, которое выпало на нашу долю. Незнакомые люди издевались, смеялись и могли надругаться над нами. Сами эти люди выросли в любви, у них была крыша над головой, родственники и друзья, которые могли помочь им в тяжелой ситуации. У нас не было никого, кроме нас самих. И поэтому мы были злыми, как волки.
Однажды я встретила девочку, которая раньше жила среди нас. Она была чисто и аккуратно одета, и на ее лице не было загнанного и озлобленного выражения, как у нас. Я даже ее не узнала. Это она окликнула меня.
– Пони Мальта! – закричала она.
Это произошло в районе полудня. Солнце стояло высоко в небе, было нестерпимо жарко, и я безбожно потела. В то время я присматривалась к ресторану в надежде что-нибудь украсть на обед. Девочка шла за покупками, и у нее на плече висела сумка. Тогда ей было, наверное, около четырнадцати лет, то есть приблизительно столько же, сколько мне, может, чуть больше.
